Кэтрин сделали больно, так бывает:
вырвали сердце и бросили под трамвай,
вены её растягивали на сваях.
Кэтрин понервничала, поплакала, покричала,
примеривалась к лезвию, ходила к причалу,
но не смогла вернуться к начал началу.
Раньше, если Кэтрин было плохо, она умножала рифмы,
но теперь поняла, что всё это бредни, мифы.
Так больно, что в теле не кровь, а сплошная лимфа.
Кэтрин в отчаянии, её сердце пропитано хлоркой,
строчки где-то внутри, жаль что Кэтрин покрыта коркой,
абсолютно железна, не чувствительна даже к порке.
Кэтрин смеётся, будто бы носит маски и парики,
не влюбляется, ей это якобы не с руки,
смотрит зверем, носит всё чаще не кеды, а каблуки.
Кэтрин курит, пытает себя, калечит
(она не выдержит ещё одну чёрную вечность),
надрывается, будит в себе человечность.
Кэтрин пишет без ритма про девочку с непохожим именем,
если честно, то про себя, про себя, вот именно,
думает, можно ли жизнь на страсть прежнюю выменять.
Кэтрин очень хочется всё это изменить.