Говорит мне небо: «Скорее зонт открывай на полную и воюй, ставь последний грош и вопрос на кон, оставляй за гранью и на краю».
А я всё молчу как забытый мим на подмостках театра моих побед, где не видно ни Будд, и ни лам, ни Лим, где один поэт мне один куплет прочитал раз двести и всё не смолк, повторяет, молится на алтарь, на июльский зной, на осенний смог, на до блеска чищенный самовар, и играет музыка с чердака, пахнет болью приторно до тошноты. Сладость — лучший способ убить дурака, стены нежно шепчут: «Дурак здесь — ты».
Да, наверно так, и я всё молчу, разбавляю солью небесный плач. Обратиться к опытному палачу? Но сегодня сам для себя палач, провожаю сны в тёмно-серый карцер, отрубаю руки чужим советам, строго-настрого запрещаю танцы, а ещё улыбаться, любить и лето.
Говорит мне небо: «Сыграй по нотам тем, кто здесь со мной примеряет крылья, а потом получишь покой и отдых, обещаю даже шкафы без пыли»
Небо точно знает — я не художник, не поэт, не диггер и не пианист, но я лезу вон из звериной кожи, чтоб не выпасть в самый глубокий низ . Я стучу по душам, дверям и телу, я хочу найти идеальный звук, по доске бракованным школьным мелом я рисую вовсе не замкнутый круг, я рисую шахматы с до-ми-солью и играю музыку на словах. И уже не останется только боль, а останется только от боли прах.
Небо ставит крестик в моём досье, говорит: «Работа и впрямь хороша», а я знаю, осталось пять тысяч лье не жалея, не плача и не дыша.
С неба льёт вода, а безумный мир по инерции медленно катится к краю. Не проигран бой, не доеден пир.
Небо шепчет мне: «Забираю».