Вязну в тёмной, бессмысленной жиже
слов «люблю», «не люблю», «ненавижу»,
мне так хочется быть к тебе ближе,
но

ты не сможешь понять моих книжек,
моих рифм и прогулок по крыше.
Я не знаю, что мною движет.
Темно.

Я способна быть огненно-рыжей
и красивой, и еле слышной.
Вот ведь дрянь, мою душу выжег.

Смешно?

---

Девочка пишет Богу

Знаешь, это всё так глупо и так смешно
(прости что на ты, я не могу иначе).
Вечер. Устала, почти не чувствую ног,
но не плачу.
Ты знаешь, что я не плачу.

Моя мать всё ищет тебя не по углам
ходит в храмы, базилики, синагоги.
Ей так страшно, что она уйдёт «к праотцам»,
«на тот свет» или «в те края»,
а не к Богу.

Меня же, веришь, не мучают кошмары.
Я пытаюсь всё громче крикнуть: «Спасибо!»
Опять, снова слушаю Placebo. Are you?
Знаешь,
ты научил меня быть красивой.

Что ещё написать? Спасибо за книжки,
за людей, тех, кто пишет, творит, рисует.

И я верю — ты просто смешной мальчишка.

Прости, что так часто зову тебя
всуе.

---

Пустота, возведённая в квадрат и умноженная на два —
это двенадцать книг на столе и не застеленная кровать,
это купить довольно крутую тачку, не получив права,
это когда осень — война,
осень — время, чтоб убивать.

---

Элис

Элис с тринадцати лет мечтала быть стервой,
носить мини юбки и никого не любить.
Задатки, конечно, были — стальные нервы
И зубы, стучавшие немелодичный бит.
Элис всегда не хватало такта и меры,
Спокойствия, денег, мартини и страха битв.

Элис ведь никогда не пыталась быть лучше,
Пить ненавистный ей кофе и думать о вечном.
Она улыбалась и разлетались тучи,
Она уходила и прекращался вечер.
Все восхищались, а Элис верила в случай.
Так было привычней и так было ей легче.

Элис любила шум, бары и вечеринки,
С пятнадцати не смотрела на мир иначе.
Сначала всё так красиво, всё так в новинку,
Интриги, постели, «можешь оставить сдачу»,
Но несколько лет и ты почти невидимка,
Почти закончилась водка, почти не плачешь.

Элис всё также смеялась, красила губы,
Кричала: «Не шлюха, я просто умею жить»,
Хотела того, кто будет с ней нежно-грубым,
Кто будет, как карма её, судьба и магнит.
Но сердце от дыма стало безвольно глупым,
Элис уже не могла ничего изменить.

Уже не надеясь на что-то больше, чем страх
Элис часами сидела в любимом баре.
И тут, конечно, Он. И, конечно, в Его глазах,
То, что она не нашла ни в одном бокале.
Взгляды, ночь, любовь, две секунды на небесах.
Ушёл. Так бывает, её предупреждали.

Элис перестала пить, есть, слушала Баха,
Медленно умирала, дышала на стёкла.

«А, Элис? Да, конечно, помню, когда-то трахал.
Схватила, наверно, триппер и быстро сдохла»

---

Нежно

Мне вас и хочется, и не хочется, то ли любится, то ли не очень.
Я разбужу вас от зимней спячки этой глухой героиновой ночью,
я распущу все цветы в ваших вазах, выстелю солнцем балкон.
Мне вас и хочется, и не хочется видеть сквозь светлый сон.

Я помогу вам в меня влюбиться, ну а потом помогу забыть,
я не хочу, чтобы наши страсти переросли в постоянный быт.
Я не хочу вас вводить в заблуждение и обещать моря,
просто мне хочется в вашем взгляде видеть девиз «моя»

Мне вас и хочется, и не хочется помнить на склоне лет.
Я вышиваю своими жилками недолговечный портрет,
я выживаю вашими вздохами, вашими «подойди »
Мне в вас и хочется и не хочется слышать свои дожди.

Я не умею по ярким звёздам выбрать правильный путь,
да, я возможно из тех, про кого говорят «забудь»,
только по мне зажигают свечи и вырастают цветы.
Мне вас и хочется, и не хочется нежно позвать на ты.

---

Раз, два, три

Когда нас отпустят родители, страны и бури
и мы, переплыв океан, ступим на чистый берег,
я всё равно не смогу забыть, как ты нервно куришь,
как хорошо поёшь, доводишь меня до истерик.

Ты сыграешь лучшие песни, станет вдруг горячо
(к тому времени ты научишься и на гитаре),
я буду плакать, а ты поцелуешь моё плечо
и скажешь, что наша любовь нас нисколько не старит.

Мы будем странно похожи на летний, щадящий гром
среди ясного неба над нашей новой столицей.
Мы будем ярко жить, не откладывая на потом,
не замечая ярость, слякоть и хмурые лица.

Знаешь, я не могу представить, сколько счастливых лет
мы проведем, вдыхая свободный и свежий воздух.
Ты допоёшь мне самый щемящий, но теплый куплет,
скажешь, что так любить никогда не бывает поздно.

Из приюта мы заберем малышей Хоуп и Майки,
воспитаем вдвоём, сможем выжить их детскую месть.
Иногда ты будешь шептать тихо и без утайки:
«А знаешь, они оба названы только в твою честь»

Но пока мы стоим на почти что чужом берегу,
мечтаем стать героями своего же романа,
я только в тысячный раз спросить у тебя могу:
«Когда нас отпустят родители, бури и страны?»

---

Выше

Ей не снятся прекрасные принцы, победы, конницы,
Только две выцветающих точки, тонкая нить
Иногда ей в глаза посмотришь, и страшно становится,
В осознанье того, как несложно её сломить.

Она осень, весна и последние годы школьница,
А в последние дни ей так хочется покурить.

Приставучий мотивчик одной из прощальных песенок
За секунды мучительно сводит её с ума.
В этом мире и так слишком пусто, чтоб было ей тесно,
Слишком много работы, чтоб было ей не до сна.

Если есть дороги, конфеты и любимое место
Очень глупо лететь без крыльев сквозь тень окна.

У неё совсем нет права карать чьи-то сны и души,
Ну а если бы было, вряд ли здорово вышло.
Она чтит, читает книги, что кормят её и душат
И ночами всё ждёт, что ей, наконец, напишут.

Это в сто раз больнее, чем Бога внимательно слушать,
Выполнять все его советы.
И это выше.

---

Неживые

Помнишь ли тёплый ветер, смешное небо, длинные проводы, в правой руке трилистник, шумные улицы, смех, городская небыль, смытые поцелуем и горьким виски.
Мы в унисон любили рассказы Уайльда, жадно вдыхали запах дождя, сирени. Мысли мои сиропом текли по асфальту, не возвращаясь и не оставляя тени.
Светлые дни почти не дарили покоя, только зазря притупляли скупую бдительность. Кажется, я выживала одним тобою в страшные дни жутких споров с родителями.
Помнишь, они нас карали за все деянья, песни, несовершенные нами грехи.
Только однажды забыли про наказанье,
и я разучилась писать живые стихи.

---

К слову

Знаешь, я неделю уже не рисую красками,
не смотрю на ночное небо, не ищу подкову,
не кормлю ни родных, ни близких сказками,
для размышлений беру разумное за основу,
не целуюсь в щеку, не хлопаю глазками,
не повторяю свои ошибки снова и снова,
считая которые пользуюсь только арабскими
цифрами. Я неделю уже не бестолковая,
не смешная, не бессмысленного разная.
И ни думаю о судьбе, к слову.

---

Так бывает

— Помнишь, как мы согревали ночами кафель,
жили почти что не вместе и жгли чьи то сны.
Мы пополам разделяли и боль, и кашель,
мы были для всех виноватыми без вины.
— Помню, запах горячего кофе и вафель,
смех, небеса, два часа золотой тишины.
А ты помнишь больную вчерашнюю осень,
что так старалась разбить нас и нас раздавить.
Знаешь, мне было так больно, хоть бейся оземь,
хоть прекращай бороться, дышать и быть.
Мы заблудились в лесу, среди зла и сосен.
— Но нас удержала вместе бесцветная нить.
— Нам повезло.
— Повезло? Стоит прыгнуть с крыши
ради такого везения и за покой.
Да, обязательно стоит прыгнуть и выжить.
— Будешь курить, грабить и умирать — я с тобой.

Я не дьявол, я просто плохой папарацци.
Им постоянно так хочется целоваться,

Говорить о своём, уходить в красное небо,
Каждый вечер бежать за последним трамваем.

В моей жизни пока так ни разу не было,
Но очень хочется верить, что так бывает

---

Слабая

Мне слишком мало лет, чтобы падать так глубоко, как я падаю,
мне слишком не легко, чтобы ждать наказания, боли, ада.

«Раз, два, три» — полегче дышится, не страдается падалью.

Я не ведаю, не гадаю, чем тебя так радую,
за что ты меня награждаешь немой прохладою.

Вороны не каркают и дожди не капают.

Раз в жизни послушай меня, свою слабую:
«Может быть мы достойны, просто так надо?»

19 18 17 16 15 14 13 12

---

Травести

А ссоры у нас смешные: траАвести или травестИ,
Где, у кого сегодня украсть совесть, куда отвести.
В тебе слезы целого мира, прощания и пути,
Тысячи буквенных знаков, вопросов, ответов, картин.

Только знаешь, когда я пишу и переплываю Стикс,
Рядом мне нужен кто-то сильней, прости.

---

Откуда нам знать, что такое листва,
если все дерева разошлись на дрова
Откуда нам знать, что такое война,
если мы не знаем мира
Сплин «Корень Мандрагоры»

Откуда нам знать, что такое весна,
если нет ни тепла, ни прощения нам
Откуда нам знать, что такое весна,
если мы не видим зиму

---

Как назло март

У неё потухает и взгляд, и голос — начинается ледоход,
Март — её рай и единственный страх обжигает не хуже огня.
Как назло родное холодное море не способно её принять,
Защитить от войны и степенно идущих к голодному сердцу вброд.

Как назло ветер путает длинные волосы, крутится у виска.
Она знает, март — это повод выпрямить спину, стать немного смелей.
У него в рукавах сплетни, слёзы, походы в кино и тузы червей,
А она уже почти две недели ничего не способна искать.

Её вечное серое небо молчит и резко меняет свой цвет,
Она всё-таки любит весну, не смотря на осадки, смешных людей
Ей как будто бы нужен тот, в ком есть боль, кто спасёт и раскроит день,
И как будто совсем не нужен. Март — смешной, как её двадцатое «нет».

Если к сердцу привязан камень — под ногами точно окажется лёд
Не способный кого-то понять или с кем-либо спорить.
Она знает, на этот раз ей совсем не поможет родное море,
Не спасёт от таких чужих и нелепых, но идущих за ней в расход.

---

Здравствуй

Знаешь, я не умею жить так, как ты поёшь, чтобы каждое слово было сильней небес.
У тебя в запасе и нежность, и макинтош, у меня узелок на память и новый крест,
Я должна запомнить, что будет больнее ложь, если кто-то придёт и скажет «Христос Воскрес».

Зимы смеются морозом и треском льда, на чьей-то сырой могиле танцуют банши,
Вместо святой «любви» по кранам течёт вода, вместо «любви» — бесчисленные этажи.
Да, мне надоело кричать, обгонять и ждать, но в этом проклятом списке нет слова «жить».

Веришь ли, дрожь в руках, коленях и мутный взгляд это просто последствия дикого пьянства.
Я вспоминаю, что ты на три четверти свят, а на одну мы грешили весь прошлый август.

Наши дороги, мосты, караваны горят, это последний повод сказать тебе «Здравствуй!»

---

Самоуничтожаться

Боготворить ли кого-то, самоуничтожаться ли,
кричать в темноту до потери пульса,
любить до сорвавшегося голоса,
целовать в щеку, теребить волосы.
Следовать по заданному курсу
как тихоокеанские пассажирские корабли.

Построить дом, заиметь собаку, участок земли.
обед на двоих, стиранное бельё.
Должно бы затягивать в дом, как магнит,
только сердце ломается и болит.
Знать, что вы теряете жизни вдвоём.
Боготворить ли кого-то, самоуничтожаться ли.

---

Джейн

Джейн, к сожалению или к счастью совсем не Остен,
В ней немного есть резкости, колкости, даже злости.
Часто Джейн приходит к себе домой как будто в гости —
Выпить чай, спросить «Как твои дела?», посмотреть в окно.

Джейн на вкус как некрепкий кофе, водопад и осень,
В ней есть то, что ломает, что рубит и то, что косит.
Джейн приходит, когда позовут и когда не просят
И пытается выиграть, сделать вид, что ей всё равно.

Джейн красива, строптива, умна и местами спорна,
Она ходит в кино не с мальчиками, а с попкорном.
Джейн не умеет рождаться заново, жить повторно,
Но способна забыть удары, уколы, удушье.

В жизни Джейн появился тот, кто сбивает с неё спесь.
Она забывает как спать, дышать, говорить и есть,
Когда этот кто-то решается рядом с ней присесть.
Нет, Джейн не страдает, не плачет ночами в подушку.

Она дышит глубже, оправляется от удара,
Восстанавливается речь, утихают пожары,
Шутит, смеётся и говорит, что он ей не пара.
Джейн уверяет его, что они крутые друзья.

Он часто вздыхает, перечит ей, иногда молчит.
«Неужели я не смог настоящее отличить?»
Джейн как будто светится, обжигают её лучи,
Она часто бывает грубой и теряет ключи,
Но ему не заметен ни малейший её изъян.

---

Make me

Резкий ветер уносит надежды, письма и пыль.
Ты пылала, горела, играла, пока я стыл.
Девочка в сердце с проседью, ангел чужих могил
Make me real.

Я не имею привычки делать анализ ссор,
Просто иду покурить на балкон или во двор.
Я в твоих глазах не замечаю немой укор
Make me pure.

Что-то скребётся или трепещется изнутри.
Девочка, тебе есть что сказать? Давай, говори.
Какая, к черту любовь — это жестокий экстрим.
Make me scream.

Мне надоели дожди, я прячусь в пустой сарай,
Я научился видеть любовь, небеса и рай.
Девочка в сердце с пламенем медленно умирай —
Make me cry.

---

Девочка не дрожит

Девочка умнеет по дням или часам, не дрожит и не греет чужие сердца.
Веришь, её не делили напополам теплые руки выдуманного творца,
Девочке просто на лоб поставили шрам, дали защиту лучшего в мире Стрельца.
Девочка сильная, прочная, как вольфрам с силой воли напуганного птенца.

Она не видит задуманного конца лживым проблемам, телам, губам и ветрам.

Девочка смеет прятать чужие смыслы в свои сочиненья, жизни и вязь наук,
Девочка мыслит (или пытается мыслить), ходит по кругу не замыкая круг.
Он-лайн друзья где-то совсем зависли, девочка шепчет: «Когда же они умрут,
эти мерзкие гомофобы, расисты» — она не боится крепких небесных пут.

Волосы — медь, а глаза почти изумруд. Девочку любят пьяницы и туристы.

Девочка успеет, спросит, что значит жить (сейчас ей очень хочется в это верить),
У девочки во снах не мужья, гаражи, а только планированные потери.
Она продолжает петь и легко кружить, просто живёт пока ничего не меря.
У девочки в сердце балы и мятежи, снаружи — шарф, смешная улыбка, плеер.

Она приходит даже не скрипнут дверью, не греет чужие сердца и не дрожит.

---

нет нет нет

Красота часто требует от неё новых жертв,
Уже как будто бы всё равно своих ли, чужих.
Она дергается как сплошной монолитный нерв,
Вспоминая того, кто придумал ей эту жизнь.

На пятнадцать красивых как минимум десять стерв,
Но она не боится, практически не дрожит.

По сравнению с ней они, как сегодняшний снег —
Слишком чистый и белый, чтобы валяться в ногах.
Если ты целый день — ненавистный ей человек,
Значит завтра ты — пыль, свет, небеса и прах.

Она не умеет петь и стоять на голове,
Но убивает тебя в редких и страшных снах.

Для неё самый сладкий яд — мартини с водкой,
А самый верный друг живёт в сигаретной пачке.
Она следует планам, солнцу, ветрам, наводке.
Она не боится, поэтому и не плачет

У неё по расчету браки, любовь, походка —
Это прибыльно, можно даже оставить сдачу.

Если хочешь проблем, просто её приласкай,
Она сможет вылакать тебя до самого дна.
Вы даже круче чем Сид и Нэнси, Герда и Кай,
Потому что вам не нужны красивые имена.

Когда она повторяет тебе: нет, no и nein,
Исчезают светила, дожди и остатки сна.