Я хочу

Я хочу вызвать шлюх, веселье
выключив, читать им стихи, от которых щемит
(Маяковский, конечно, глубже Есенина,
но для пьянки — слишком щенит)

Я хочу говорить слова и бежать
и хоть что-то чувствовать, ощущать.

---

Я люблю

Я люблю больные слова,
многократно их повторять —
«я ебала тебя», «сука», «блять»,
они мокнут во рту как халва
и медово так прилипают к нёбу.

Я люблю убегать со всех ног и рук,
от породистых, злых и зубастых сук.

---

Пятница

Нет ничего проще, чем любить почти европейские города
из окон туристического автобуса, быть жадным зрителем,
видеть вылизанные мосты и асфальтовые покрытия,
и главные реки, идеально изогнутые, в которых вода —

прозрачная кровь младенцев с ароматом «морской бриз»,
смотреть на лица утренних девушек, чистых, живых,
не знать, что сегодня, когда перекрёстки зажгут фонари
я умру от ранений весёлых, алкогольных и ножевых.

---

Утро сахарным сиропом вязким
затопляет наши руки, ноги, нежность,
вложенную в каждую твою издевку, мою сказку.
Недовольно шепчешь мне «Моя Надежда,
как ты можешь просыпаться в восемь в выходной,
не любить вино, питаться солнцем?» Прежде,
чем ещё раз ты заговоришь со мной,
вспомни — я твоя, твоя надежда.

---

я нашла себе мальчика, которому отдаться,
но смотрю на него и хочу или обнять его или напиться,
или повеситься на канате из его ресниц и
смеяться, пятками в стену долбиться

я нашла себе мальчика, в которого влюбиться
гулять с ним, слушать песни его, кривиться
за неумением улыбаться, бояться, что наши лица
на общем фоне смешнее наших амбиций

я нашла себе мальчика, над которым могу издеваться
он такой не один, их десяток, они убийцы
говорить, говорить, говорить, целоваться
наконец-то, я думала не заткнутся

я нашла себе мальчика, девочку (нет, не би)
наполняю смыслом слово своё «хорошо»
я нашла себе мальчика, чтобы его полюбить,
только этот мальчик ещё меня не нашёл

---

Ashes

У новых дней ты красоты не выпросишь
без медленного тления бумаги с табаком,
а я останусь красным, не живым, а блеклым,
окурки утром ты брезгливо выбросишь
в обнимку с пеплом. Моим пеплом.

И жалкую историю мою уложишь в два
сложноподчинённых предложения
и передашь из уст в уста, из губ своих едва
забытых в губы новой глубины
посредством слов обидных, языка, слюны.

---

Любое будущее, которое я пытаюсь для себя выдумать — гротеск, бесконечный ряд стереотипов. Именно поэтому проблема выбора профессии перерастает в трагедию.
Вот я поступаю на факультет философии, теологии, филологии, в общем, выбираю что-то до боли гуманитарное. Живу, окруженная людьми, которые думают, что я не способна понять математику, химию, физику. Ладно, физику я действительно не понимаю. Вот мне шестьдесят, у меня есть маленькая квартирка, насквозь пропахшая сиропом от кашля и кошачьей мочой, чему не прекращают способствовать мои шесть или даже восемь кошек. Одета я в бардовую, уже посеревшую от времени юбку, волосы под платком, руки трясутся, когда я пытаюсь разобрать хлам в коридоре и пустить в свои шикарные апартаменты мою студентку. В своём же университете я читаю лекции по философии, теологии, филологии, в общем, воспитываю будущих кошатниц.
Или, например, я учу химию не просто так. Вот я учитель. Вот я учёный. Вот я фармацевт. Если закрыть глаза, то я могу представить себе максимум десять секунд работы в белом халате или в школе, что уж говорить о Будущем.
Могу стать художницей, бездарной, конечно, но кого это заботит. У меня есть юбка в пол, точно такая же, что и у меня-кошатницы, только цветастая, браслеты, бусы, кольца, оранжевые колготки. Возраста я всегда непонятного, мутного. Происхождение моих заработков, в прочем, тоже мутное. В крошечной квартире я живу с двумя такими же сумасшедшими, кошка всего одна, больше просто не прокормить. В руках у меня сумочка, вышитая бисером и монетками, которые гремят при каждом движении, в глазах — бесконечные попытки жизни. И со всем этим я каждый день езжу в LMA, у меня есть цель, с каждым днём всё менее мне самой понятная.
Меньше всего я могу представить себе тем человеком, которого бы назвали поэтом/ессой. Уберите, пожалуйста, от меня эти слова, а я посижу тут в уголке и попишу стихи, хорошо?
Вот я счастлива, не зря вникала в структурные формулы стимуляторов амфетаминового ряда. Или зря. Бизнес процветает, я дарю людям счастье, не всегда чистое, но никто не жалуется. Мой муж — рок-музыкант, первый и единственный альбом его гаражной группы как минимум на половину состоит из каверов на песни нашей с ним любимой группы (нашей, потому что музыкальное блядство это моё Всё). Работа не мешает, я хорошая хозяйка — всё в семью, всё в семью. Наша жизнь залита густым солнечным сиропом, иногда даже сложно пошевелиться от любви. Он становится неудачником быстро или медленно, но необратимо. Вот мы бьём посуду, вот я плачу. Он приходит или уходит, или приходит и уходит, но мне уже всё равно. Хожу я, кстати, всегда в чёрном и не ношу юбок.

---

Абортарий снов. Табличка «закрыто»
Знают ведь, суки, что я не выношу,
знают ведь, что не вынесу, что не выдержу
круговорота лиц скуластых, почти забытых,
красивых, любимых с пятнадцать лет.
В абортарии снов перерыв на обед.

---

If there is something that is worth talking about
in this post-alcohol morning
it isn‘t love
(oh, that bitch hardly ever existed)
it is music
that makes you perfect (emotionless),
strong enough not to fall.

Gosh, why does everyone look so sober,
so damn happy in loneliness?

---

Весна

Жадность в мыслях, поступках, губах, шепчущих «мне ещё
трагедий, чувств, пустых разговоров, попыток с моста»,
приводит к страху, что внутри только сгусток крови чернеющий
или что-то похуже этого, например, пустота.

---

Каждая моя клетка

Через год я влюблюсь в глупого и поверхностного, время станет бежать вместе с ним по сырому асфальту, муравьями пальцы по поверхности моего молодого тела готового к снежному марту пробегут, оставят призрачный след без попыток вскрыть мне грудную клетку, каждую мою клетку, черепную коробку, конверт на моё имя с адресантом из прошлого лета.

Мы станцуемся за год, на волне влюблённости сквозь фаланги и волосы буду смотреть на странности его, не видеть закономерностей, склонностей, даже когда он заговорит о течении времени, старости и покажет свои рисунки, на которых школьницы, радостные и мёртвые, как настоящие, как живые,

только грустно подумаю, что он хорошо притворяется и он вовсе не глуп, и захочется с ним на вы.

Через год я влюблюсь не в курящего музыканта, не в писателя, не в героя любимой книги, дай мне Бог, чтоб не цитировал Канта, не понимал моих фильмов и прелестей Риги, дай мне Бог, чтоб не вникал в слова мои и заполнял пустоту одним обожанием. Через год я впервые влюблюсь не в того, от кого я всю свою жизнь бежала.

---

Пробуждение

Влюбиться - проснуться за полминуты до сигнала будильника злого,
влюбиться в тебя — услышать вместо звонка одну из твоих мелодий,
заботливо выбранную, укутанную в тепло моих мыслей и слов о
нашем возможном счастье, колючую шерсть моих слов о погоде.

---

Atmoda

Tu - mana atmoda
tīra, mokoša,
mocoša
ar tavas dziesmas skaņām
un aukstumu
tik nežēlīgi,
ka nevaru pat domāt dzimtajā,
par tevi runāt skaļi.

---

Острая респираторная вирусная инфекция

Во мне умирает любовь с еле слышным хрипом в грудной клетке,
по утрам залепляет мне рот клейким, слизистым трупным ядом,
вырывается мокрым кашлем, любимыми песнями, матом,
если я говорю о твоих широких запястьях и бледной нимфетке.

---

Мои нецензурные письма
издать бы и ждать бы,
что всё у нас переменится,
я стану умнее,
а ты не в пример раздражительней.
А что до любви, то я и любить умею
тактильно, доходчиво и мучительно.

---

Малолетки

Малолетки — невинные, чистые, глупые
мы дерёмся или думаем, что дерёмся.
Наше сердце — это пустая ёмкость,
а наш возраст познания и греха.
Мы не знаем, что значит плохо, в руках
держим тайны. Наши детские губы
со вкусом неспелом вишни и льда
не расстанутся н и к о г д а.

---

Зима

Мои руки — тельца умерших младенцев,
леденящие кожу тебе и нутро,
с синеватыми жилками схем метро.
Им ещё три месяца не согреться.

---

Аутодафе

Мою кровь вязкую, как гранат, сладкую, как хурма
Ценишь меньше ты, чем вонючую мутную жижу.
Раз в минуту крестишься как учила строгая мать,
Ты боишься меня до дрожи и пота, я вижу.
Что размахиваешь распятием, страшишь огнём?
Мне смешно, смотрю на тебе, дурака, не моргая.
Всё же страшно ещё раз войти в мой проклятый дом,
В каждой жиле которого стонет ученье Морганы?
Тебе, стыдно, но помнишь, как каждую ночь умирал
Подо мной и на мне с глуховатым протяжным рычаньем,
Как улыбкой пытался назвать мой звериный оскал.
Ну, конечно, околдовала, всё ложь, да куда мне?
У меня под сердцем таилась твоя нелюбовь и моё
Неумение вытравить каждый из грустных побегов.
Она смотрит как мать и кричит, что почти поёт,
Но несёт в себе мою скорую смерть, кровь и беды.

Через сотни рождений она распахнёт глаза
В туалете клуба, взглянув на своё отражение
Всё в неоновым свете, трагедиях и слезах
Она вспомнит ночи, крики, костры, унижение.
Медь её волос выполощется не до конца
кровью рыцарей и воров, инженеров, вассалов.
Она будет чувствовать в горле привкус свинца
и бояться воды, ворон, обрывов, вокзалов.

Стынет зелье из крови, перьев и прочей дряни.
Вот она целуется с кем-то, вот с подругой в кафе,
все эмоции выражает криком, а не словами.
Прячь ребёнка и приходи на моё аутодафе.

---

пиво вишнёвое, жизнь дрянная.
спасибо за три выходных дня,
господи. с последнем трамваем
я уезжаю, лечу, выхожу из меня.

бессердечные суки, печально, но
это моей рефлексии строки прощальные

---

Friday I'm in Love

Мои милые перемальчики, недомужчины, почти друзья
по-детски сжимают пальцами взрослые сигареты, робко и
жадно затягиваются, красиво смеются, в ответ дерзят,
надкусывают сочные сердца, кровь стекает по подбородку.
Они выпивают её с рук своих, как вино медовое, а я отвожу глаза.
Мой чай с рижским чёрным бальзамом мазутен и горек, как эта ночь.
Помню, как ты облизываешь слова, если хочешь что-то сказать.
Я узнала, что ты не приедешь. Мне уже почти всё равно.